Максима Горького встретили демонстрацией

Город Авиньон в июле – это плавильный котел для людей театра. Не только потому, что все плавится от жары, а потому, что всем театральным формам и форматам здесь находится свое место – не в "ин", так в офф-фестивале, не в "офф" – так на улице, не на улице – так хотя бы на политической трибуне. Из Авиньона – РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.

Сколько спектаклей приглашено в основную программу, может по буклету самостоятельно сосчитать любой зритель, если он умеет считать до пятидесяти. Что касается фестиваля "офф", то его организаторы любезно проделали эту нелегкую работу сами – публику в почти ста авиньонских театрах и театриках ждут 856 названий. Каталог "офф" – чтение не на один час, тем более что поисковые системы составлены по разным параметрам. Если искать по авторам, то "офф" предстает прекрасным ликбезом по истории мирового театра – от античности до Жене, от Шекспира до Кольтеса, от Мольера до Брехта, от Чехова до Копи. Если смотреть по географическому признаку, то нынешний "офф" – полный триумф хозяйки фестиваля. В местную франкофонную среду осмелились вклиниться, кажется, всего две местности – Япония и Сибирь.

То ли Сибирь для французов уже не Россия, то ли "Россия" теперь звучит как-то немодно, вяло, а в слове "Сибирь" все еще таится привлекательная суровость, но новосибирский городской драмтеатр под руководством Сергея Афанасьева представляет в каталоге не страну, а географическое понятие. Наверное, и французские артисты отправлялись играть "Вишневый сад" не столько в Россию, сколько в загадочную Сибирь. Дело в том, что чеховский спектакль – совместный проект: часть ролей в нем играют новосибирские актеры, а часть – французские. Так и выходит: одна реплика на русском, другая – на французском. Но текст "Вишневого сада" давно стал для мирового театра вроде молитвы. И даже если не знаешь ни русского, ни французского языков, покажется, что понимаешь оба.

В число 856 разумеется, не включены уличные артисты, хотя кое-кто из них завсегдатаям авиньонских театральных бдений известен лучше, чем иные участники "ин"-феста. Например, аргентинец по имени Пабло. Много лет назад он изобрел номер – аккордеонист без головы: сидит долговязое тело в концертном костюме с бабочкой, над которой пустота, и играет на гармошке. Казалось бы, невелика затея, но каждый прохожий с фотокамерой не преминет запечатлеть нелепого музыканта, а запечатлев, обязательно кинет монетку в котелок. Пабло приезжает в Авиньон каждый год и утверждает, что три недели работы на фестивале кормят его несколько месяцев.

Аргентинец с аккордеоном ни от кого не зависит. Но театральные труппы, которые приезжают на "офф", очень даже зависимы – прежде всего от цены аренды площадки, за которую, как и за все остальное на офф-фестивале, надо платить самим. В этом году разразился скандал. Одна из многочисленных профсоюзных ассоциаций, молодая и боевитая, посчитала, что другая ассоциация, с незапамятных времен рулящая фестивалем "офф", перестала ловить мышей – в том смысле, что не дает отпор владельцам местных театров, каждый год повышающим арендную плату. Вялые оправдания в духе "ну это же свободный рынок, какую хотят цену, такую и назначают, не нравится – не арендуйте" лишь подзадорили новичков: мы, мол, не в Америке, культура не бизнес. В общем, между двумя ассоциациями разгорелась борьба за руководство "оффом", а заодно и за права трудящихся.
Вихри враждебные веют и над "ин"-программой. Премьера спектакля "Варвары" в постановке известного режиссера Эрика Лакаскада задержалась минут на сорок из-за демонстрации так называемых интермитантов – почасовиков в сфере культуры, которым по санаторным французским законам достаточно поработать несколько месяцев, чтобы остальное время года получать приличное пособие. Три года назад Авиньонский и еще несколько фестивалей вообще сорвались из-за забастовки этих самых интермитантов, которых правительство заставило работать чуть побольше, а отдыхать чуть поменьше. Власти повели себя жестко, послаблений не дали. Интермитанты тоже не сложили оружия и время от времени устраивают акции протеста. На этот раз они долго ходили под красными знаменами перед Папским дворцом, а потом вышли на подмостки курдонера, где в это время уже должны были начинать жить и страдать герои Максима Горького, и зачитали свои петиции. Кстати, при явном одобрении большинства зрителей и занятых в спектакле актеров.

Видимо, трудящиеся посчитали, что премьера пьесы великого пролетарского трибуна – самый уместный во всей фестивальной программе повод для их выступления. В спектакле Эрика Лакаскада Горький выглядит не столько буревестником русской революции, сколько предтечей французских экзистенциалистов – впрочем, это должно было быть забастовщикам даже на руку, потому что призрак европейской революции 1968 года им куда как ближе и понятнее.